Это первое интернет-издание
всех известных
сочинений Козьмы Пруткова. Отныне Козьма Прутков — первый русский классик,
обретший в Интернете полное собрание сочинений без купюр — в
обоих смыслах слова, — но с параллельными комментариями.
Первая публикация пьесы в «Современнике»
(1860, № 5) сопровождалась редакционным комментарием Н. А. Добролюбова:
«Поклонники искусства для искусства! Рекомендуем вам драму г. Пруткова.
Вы увидете, что чистая художественность еще не умерла». Простим отца реальной
критики, за то что его луч, затерявшийся в темном царстве, разглядел лишь
одну внешнюю сторону искусства Пруткова, благодаря которой чистое искусство
живо и поныне и будет жить вечно вместе с ним, ибо Козьма Прутков
никогда не будет захоронен, потому что никогда не жил. Однако, жизнь его
химерических творений настолько реалистична в наше абсурдное время, насколько
абсурдна экстрасенсорная шизофренологизация социума. Другими словами,
дремучий Черепослов — это идеальное кривое зеркало современного общественного
крышесъезжания, терменологируя нынешним литературным языком.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ТВОРЕНИЮ МОЕГО ОТЦА
«Черепослов, сиречь Френолог», оперетта
(Было напечатано в жури. «Современник» I860 г.)
Здравствуй, читатель! Я знаю, ты рад опять увидеть меня в печати; это
хорошо. Это показывает твой вкус. Хвалю тебя! Ты помнишь — разумеется,
помнишь! — мое обещание в «Современнике» 1854 года, в апрельской
книжке, познакомить тебя с творениями моего отца и доказать, что весь
мой род занимался литературою? — Радуйся, я исполняю свое обещание!
У меня много превосходных сочинений отца; но между ними (довольно неконченого
(d'jnacheve); если хочешь, издам все; но пока довольно с тебя одной оперетты.
Есть у меня еще комедия «Амбиция», которую отец написал в молодости. Державин
и Херасков одобряли ее; но Сумароков составил на нее
следующую эпиграмму:
Ликуй, парнасский бог! — Прутков уж нынь пиит!
Для росских зрелищей «Амбицию» чертит!..
Хотел он, знать, своей комедией робятской
Пред светом образец явить амбицьи хватской!
Но Аполлон за то, собрав «прутков» длинняе,
Его с Парнаса вон! чтоб был он поскромняе!
Не скрываю (да и зачем скрывать?!) этой эпиграммы, порожденной явною завистью.
Ты согласишься с этим, когда сам прочтешь «Амбицию»*
Представляю на твой суд оперетту: «Черепослов, сиречь Френолог», которая
написана отцом уже в старости. Шишков, Дмитриев, Хмельницкий достойно
оценили ее; а ты обрати внимание на несвойственные старику: веселость,
живость, остроту и соль этой оперетты. Убежден, что по слогу и даже форме
она много опередила век!.. Умный Дмитриев написал к отцу следующую надпись:
Под снежной сединой в нем музы веселятся,
И старости — увы! — печальные года
Столь нежно, дружно в нем с веселостью роднятся,
Что — ax! — кабы так было завсегда!
Несмотря на такую оценку нашего поэта-критика, я не решался печатать «Френолога».
Но недавние лестные отзывы их превосходительства, моих начальников, ободрили
меня. Читатель, если будешь доволен,
благодари их! — До свиданья!
Твой доброжелатель
Козьма Прутков
11 апреля
1856 г. (annus, i)
* К сожалению, эта комедия не найдена в бумагах покойного Козьмы Пруткова.
Оперетта «Черепослов» ставилась
в петербургских театрах в 1909—1911 годах: в театре «Фарс» и
«Веселом театре»; а в 1922 — 1923 годах — в театре Юдовского (причем,
одновременно с «Френологом»).
ЧЕРЕПОСЛОВ, СИРЕЧЬ ФРЕНОЛОГ
Оперетта в трех картинах
Сочинение Петра Федотыча Пруткова (отца)
Френология (от греч. phren — душа,
ум; logos — понятие, учение) — концепция связи краниометрических данных
(наружной формой черепа) и психической индивидуальности людей.
Ф. И, Галль (1758— 1828) —австрийский врач и анатом, основатель френологии,
или черепословия
Картина I: Череп жениха.
Картина II: Пытка.
Картина III: Суженый.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Шишкенгольм, френолог. Старик бодрый, но плешивый; с шишковатым
черепом. Мина Христиановна, жена Шишкенгольма. Седая, но дряхлая. Лиза, дочь Шишкенгольмов. Полная, с волнистыми светлыми волосами
и с сдобным голосом. Иванов, фельдшер. В услужении у Шишкенгольма и надзиратель над
его учениками.
Фриц,
Густав
}
— немцы 16-ти лет, обучающиеся у Шишкенгольма. Они в куртках,
коротких штанах, без галстуков, с отложными воротничками рубашек.
Касимов, отставной гусар. В венгерке, лысый, без парика, Вихорин, гражданский чиновник. Лицо бритое, лысый, в парике,
— женихи Лизы Иеронимус-Амалия фон Курцгалоп, гидропат. Лет 46-ти; худой, длинный;
лицо морщинистое; волосы жидкие, вылезшие: оттого лоб его высокий.
Действие происходит в С.-Петербурге.
Картина I.— ЧЕРЕП ЖЕНИХА
Сцена представляет учебный кабинет Шишкенгольма. Задняя
стена в полках с книгами; в середине ее дверь; над дверью огромный
бюст Галля, с подписью eгo имени золочеными крупными немецкими буквами.
Шишкенгольм сидит в старом вольтеровском кресле посреди сцены,
рассматривая человеческий череп, исчерченный по науке Галля. Мина Христиановна,
вправо от него, вяжет чулок. Лиза — влево от него, сидит у стола,
на котором книги, бумаги и гипсовая модель человеческого черепа на подставке.
Она перелистывает книги, всматривается в разные части этого черепа
и пишет. Иванов, у задней стены, позади стола, при котором
занимаются Фриц и Густав; он стоит, скрестив руки на груди,
опершись спиною на полки с книгами. Фриц и Густав сидят у противоположных
концов этого стола, твердя из книг уроки полушепотом. Продолжительная
тишина, нарушаемая только полушепотом Фрица и Густава и перелистыванием
книг Лизою. Иванов задремал, поскользнулся и едва удержался на ногах,
опершись обеими руками, позади себя, на полки с книгами; от этого несколько
толстых фолиантов падают на пол с шумом. Все пугаются, вздрагивают и оборачиваются
к Иванову.
Иванов
(тоже испугавшийся)
Раз!.. Ведь надо же случиться! (Подымает книги и расставляет их по
местам.)
Шишкенгольм (подняв очки на лоб и оборотившись к Иванову)
Dummer Mensch, скот!.. Так ты руководствуешь моих питомцев?! Я тебя выгоню!
Опять все принимаются за занятия. Устанавливается прежняя
тишина. Но с Ивановым повторяется то же несчастие, хотя он не дремал,
а только оперся на полки с книгами. Снова несколько книг падают с
шумом. Шишкенгольм, Мина Христиановна и Лиза вскакивают в испуге. Фриц
и Густав фыркают. Иванов раздражен своим несчастьем.
Иванов (с негодованьем)
Тьфу, и во второй!.. (Дерет за вихры Фрица и Густава.)
Лиза (сдобным голосом, презрительно)
Русский мужик!
Шишкенгольм, Мина Христиановна и Лиза (поют хором, обратившись к Иванову)
Спокойствие занятий
Ты дважды прерывал!..
Прими же тьмы проклятий,
Чтоб черт тебя побрал!
Geh weg!.. И, в память Галля,
К нам больше ни ногой!..
Hinaus, packt dich подале!
Наймется к нам другой.
Отворачиваются от него в негодовании и обращаются друг
к другу, подавая повелительный знак Фрицу и Густаву.
Расправу кончив с дерзким,
Приступим вновь к трудам...
Принимаются снова за свои занятия.
Иванов (грозясь злобно на Шишкенгольма)
Обиженный сим мерзким,
Ужо я вам задам!
Уходит, захлопнув дверь. Все уселись заниматься. Тишина.
Вдруг раздается торопливый стук в дверь.
Касимов и Вихорин (за дверью)
Дома почтеннейший профессор Шишкенгольм и милое его семейство?
Все (с отчаяньем, подбегая к авансцене, поют хором)
О Галль, мудрец великий,
Спаси ты нас!..
Услышь ты наши клики
Хоть в этот раз.
За что судьбы гоненье?
Несчастный рок!..
Ведь это все ученье
Пойдет не впрок.
Лишь вздумаешь заняться,
А тут, гляди,
Уж в дверь к тебе стучатся;
Учись поди! Вихорин и Касимов(входят и, остановившись в дверях, поют)
Что слышим? Лизин голос! Хор(мрачно)
Судьбины гнет
Мышленья срезал колос. Касимов и Вихорин(в восторге фальшивят)
Она поет!..
Все оборачиваются к ним. Они робеют.
Фальшиво... Извините!..
Мы второпях!..
Хор (строго)
Зачем вы здесь, скажите,
А не в сенях?!
Касимов и Вихорин (прозою, перебивая друг друга)
Мы... мы... мы опять... хотели просить руки вашей дочери...
Шишкенгольм и Мина Христиановна (гневно)
Руки?!
Лиза (жеманясь и сдобным голосом)
Папаша, они ко мне.
Шишкенгольм (делает строгий знак Лизе указательным перстом правой руки, качая оный
неторопливо вправо и влево, как маятник; а затем обращается к Касимову
и Вихорину)
Молодые люди!.. я вам уже несколько раз отказал?.. Я вам уже несколько
раз говорил: что вы не любите Лизу; говорил я вам это?
Касимов
Но ведь и я сказывал вам, что люблю!.. (старается заслонить Вихорина, который тоже хочет говорить)
Шишкенгольм (качая вправо и влево указательным перстом правой руки, прямо против
своего носа, говорит медленно и важно)
Тс!.. Молчать! Я уже много раз доказал вам: что вы оба не любите Лизу;
доказал я вам это?! Ни слова более!.. Мне кажется, профессор френологии
может всегда безошибочно узнать: кто способен и кто не способен любить
женщину?.. Вы не способны любить женщину, и потому вы не любите мою Лизу! Слышите?
Я наблюдал ваш череп; я знаю.
Касимов
Но мне ли не знать, господин Шишкенгольм, что вы ошибаетесь?
Вихорин (пробиваясь из-за Касимова, который старается его заслонить, и, наконец,
перебегая впереди Шишкенгольма на другую его сторону)
Клянусь... клянусь... вы ошибаетесь!..
Шишкенгольм (гордо и строго)
Я ошибаюсь?! (Ощупывает одновременно, обеими руками, их т.тылки.) Ни за что!..
(Уходит большими шагами в правую боковую дверь. Фриц и Густав за ним.)
Мина Христиановна (к Касимову и Вихорину)
Вы слышали? Ступайте же вон!
Касямов и Вихорин (становясь по обе стороны ее)
Мина Христиановна, матушка!.. Клянусь, он ошибается!
Мина Христиановна (гордо и строго)
Он ошибается?! (Ощупывает одновременно, обеими руками, их затылки.)
Ни за что!.. (Уходит большими шагами в ту же боковую дверь.)
Молчание. Лиза, Касимов и Вихорин стоят печальные. Касимов
начинает робко, нерешительно приближаться к Лизе.
Вихорин (прикладывает палец ко лбу, ободряется и говорит в сторону)
Придумал!.. Я в парике... (Радостно приподымает немного свой парик
за виски.) Подобью парик шишками из ваты, да побольше!.. Браво!
Побегу поскорее!.. До свиданья, Лизавета Ивановна! (Уходит большими
шагами в среднюю дверь.)
Касимов (печально, со слезами в голосе)
Лизавета Ивановна, послушайте!.. (Поет.)
Природа, видно, подшутила,
Когда меня произвела?
Она любовь в меня вложила,
Любви же шишек не дала!
Что делать! право, я не знаю!
Уговорите-ка отца!..
Готов я в ад, лишуся раю,
Отказ же сгубит молодца. (Падает перед Лизою на колени, рыдая.)
Лиза (с достоинством)
Отец мой все по шишкам мерит;
Людям свою цену дает.
Он вашей страсти не поверит,
Коль шишек страсти не найдет.
К тому ж, по Галля наставленьям,
Вас изучала я сама... (Ощупывает его голову.)
Судя по ямкам, возвышеньям,
У вас нет сердца, нет ума;
К искусствам нет у вас влеченья;
Едва ль способность есть к любви?..
Нет памяти у вас, терпенья,
И жару, вовсе нет в крови...
Такого мужа не хочу я!
(Отталкивает его и сама отступает с отвращеньем.)
О нет!.. Уйдите от меня!
Касимов (встает с колен и поет сквозь слезы)
Увы!.. Любви огонь почуя,
Я мнил: когда дождуся дня,
Чтоб тесно с вами породниться?
И что же? — вдруг я узнаю,
Что страсть без шишек не годится!..
О, как не клясть судьбу свою! (Рыдает и продолжает петь.)
Как зло природа подшутила,
Когда меня произвела:
Она мне в грудь любовь вложила,
Любви же шишек не дала!
(Рыдая, уходит большими шагами в среднюю дверь, держа платок у глаз.)
Лиза (задумчиво, сдобным голосом и печально)
Несчастный!.. Но что же делать?.. А может быть, он и в самом деле?! Нет!..
(со вздохом) я сама пробовала!.. А впрочем... Пойду спрошу
папашу. (Уходит большими шагами в правую дверь, крича.)
Папаша! папаша!
Декорация переменяется.
Во вторую картину оперетты вошли
куплеты сказочника Петра Павловича Ершова, творца «Конька-горбунка», единственниго
писателя, помимо братьев Жемчужниковых и Толстого, принявшего участие
в творчестве Пруткова, причем в единственном его сочинении. Ершов
передал эти куплеты в Тобольске Владимиру Жемчужникову, находившемуся
там на службе в 1854 году, со словами: «Пусть ими воспользуется Козьма
Прутков, потому что сам я уже ничего не пишу». Козьма Прутков так и сделал,
написав рукой Владимира Жемчужникова при участии его брата Алексея оперетту
«Черепослов, сиречь, Френолог», и построив центральную ее картину
на озорных куплетах стареющего сказочника.
Картина II.— ПЫТКА
Сцена представляет комнату Касимова. Задняя стена без
дверей. Посреди ее стойка красного дерева с двумя трубками, из коих у
одной чубук с бисерным вверху чехлом. Над стойкой висят: гусарская сабля
и лядунка. По левую сторону стойки, вдоль стены, кровать, с байковым одеялом;
а у кровати ковер на стене. По правую сторону стойки комод; а над
ним висит портрет Касимова масляными красками, в гусарском мундире. В
правой стене дверь. У авансцены, к правой стороне, ломберный. стол, по
сторонам которого стул и три ставчика. На левой стене небольшое зеркало,
под которым стол с бритвенным прибором, фаброй для усов, щеткой и
гребнем; а между этим столом и кроватью стул с висящею на нем венгеркою
и ставчик, с умывальным прибором. При поднятии занавеса Касимов
сидит на стуле перед зеркалом, в халате, с накинутым на плечи полотенцем.
Иванов оканчивает брить его голову.
Касимов (наклоняет голову к зеркалу и проводит по ней рукою)
И было-то ничего, а теперь совсем гладко; точно колено не туда пристроено!
Иванов вытирает его голову и снимает полотенце с его плеч. Касимов встает,
с совсем обритой головой, и начинает ходить вдоль рампы, нередко
проводя руками по своему черепу и ощупывая его со всех сторон. Иванов
прибирает бритвенный прибор.
Касимов (ощупывая свой череп)
Ну, чего им тут еще нужно? Кажися, все тут есть!.. Однако коли захотели
больше, так и дадим по-ихнему. Теперь уж, как там ни верти, а отдадут
за меня Лизу! Иванов, ты говоришь, что Вихорин заказал тебе
парик с шишками?.. Ну что ж? Пускай себе надевает; я все-таки возьму
свое. Моя выдумка получше! Да коли придется, так я и парик-то с него стащу...
Пусть видят!.. Хе, хе, хе!.. Знай наших! не гражданским чета!.. (Ходит, потирая руки.)
Иванов (ставит стул посреди сцены и придвигает к нему ставчик с умывальным
тазом, в котором губка; а возле таза молоток)
Извольте, ваше благородие, садиться; пора!
Касимов (останавливается в нерешительности)
Ой ли?.. А знаешь, Иванов, как-то боязно становится, ей-богу!.. (Опускает
голову, задумываясь, и вновь проводит по ней рукою.) Ну, была не была!..
Валяй, Иванов! (С решительностью идет к стулу и садится на него.)
Иванов становится позади Касимова, подняв молоток над
его головою.
Касимов (поет)
Судьба обидела гусара;
Но вот уж млат над ним висит,
И, с каждым отзывом удара,
Талант с небес к нему слетит...
Мужайся, воин, и терпи!
Палач, свой первый дар влепи.
Иванов (ударяя молотком по голове Касимова, тотчас же примачивает губкою и
поет)
Вот... шишка славы. Касимов(сморщиваясь, тоже поет)
Величавый
Волдырь на маковку взлетел...
Да! не легка ты, шишка славы!..
Недаром мало славных дел. Иванов(ударяя вновь и примачивая, поет)
Сюда вот память надо вбить. Касимов(передвигаясь)
Ну, точно... память!.. Нету спора!..
Ее вовек мне не забыть! Иванов(по-прежнему)
Музыка здесь! Касимов(тоже)
Как бы в два хора
Я оглушен!.. Я понял, други:
И фис, и дис, и всякий прах!..
Ну, право, от подобной фуги
Век целый прозвенит в ушах. Иванов(по-прежнему)
Познаньям место и ученью. Касимов(съеживаясь, поет сквозь слезы)
Ой, ой!.. Ученость налегла!..
Коли судить по оглавленью,
Она уж больно тяжела. Иванов(по-прежнему)
Ума здесь орган, убеждений. Касимов(всхлипывая)
У-ух!.. я убежден насквозь...
О боже! столько потрясений
Сразят хоть бы кого небось! Иванов(по-прежнему)
Тут... сила духа. Касимов(едва усидев)
Тише, больно...
Как сильно захватило дух!..
Иванов, милый, ну, довольно!
Ей-ей, не выдержу, мой друг. Иванов(по-прежнему)
Чувствительность! Касимов
Туда ж, в подмогу!.
(плачет)
Страдальцы, понимаю вас!..
Я тронут так, что, ну, ей-богу,
Расплачусь, как дитя, сейчас. Иванов(по-прежнему)
Вот... живопись. Касимов
Э-эк, вскочила!..
И тень и свет я понял вдруг...
В глазах как будто зарябило,
И словно радуги вокруг. Иванов(по-прежнему)
А вот... терпенье. Касимов
Опоздало!..
Ох, рок мне строит все на смех.
Терпенье надо бы сначала,
А не вконец, не позже всех. Иванов(бьет с особою силою, примачивая)
Теперь — любовь! Касимов(вскакивая)
У-ах!.. умру я!..
(Падает снова на стул, в изнеможении.)
От маковки... до самых пят...
Я... ощущаю... страсть такую,
Что ночь переживу навряд. Иванов(вытирает свой молоток и убирает ставчик
с тазом на прежнее место)
Довольно с вас. Касимов(тяжело вздыхая)
Конец мучений...
(Постепенно отдыхцвается, встает и подходит к рампе,
ощупывая осторожно свою голову.)
Что хватишь, то талант в руке...
Как я умен... я просто гений,
В каком-то чудном шишаке!
Теперь я счастлив... Марш к Лизетте!
Она любить меня должна...
Лишь укажу на шишки эти,
И мигом Лиза влюблена.
(Сует фельдшеру деньги, сбрасывает халат, надевает галстух, венгерку,
ермолку, фуражку и идет к двери.)
Иванов (почтительно кланяясь)
Счастья желаем вашему благородию. При случае, пристройте И снова к Шишкиным;
не забудьте, ваше благородье.
Касимов (самоуверенно)
Не забуду, братец, не забуду; пристроим, братец, сегодня же
пристроим.
Касимов уходит. Иванов за ним.
Декорация переменяется.
Картина III.— СУЖЕНЫЙ
Комната первой картины.— Шишкенгольм, Мина Христиановна,
Лиза, Фриц, Густав почти выбегают из правой половины, преследуемые
Касимовым и Вихориным. В это же время Иванов
входит робко в среднюю дверь и остается неподалеку от нее, у задней стены.
Мина Христиановна, запыхавшись, падает в вольтеровское кресло.
Шишкенгольм
Нет, это дерзко!.. Вон! вон! (Указывает Касимову и Вихорину на средние
двери.) Не хочу таких шишек!.. Вон!
Касимов и Вихорин пристают с просьбами и объяснениями
к Лизе. Она старается уйти от них. Касимов, удерживая ее, невольно делает
с нею вроде тура галопа по комнате.
Шишкенгольм (вне себя)
О, уж это слишком!.. (Бросается к ним, вырывает от Касимова Лизу и
поет.)
Что задрал так кверху нос ты?
Как ты смеешь танцевать?!
Нет, поверь, не так мы просты,
Чтоб какие-то наросты
Стали шишками считать!
В это время Лизу, едва освобожденную от Касимова, подхватывает
Вихорин
и тоже, удерживая ее, невольно пробегает с нею вроде тура галопа по комнате.
Шишкенгольм (бросается к ним, освобождает Лизу от Вихорина и поет)
Невпопад и ты проворен...
Не смотри, что я старик!
Если будешь ты, Вихорин,
Так невежлив и упорен,
Я как раз стащу парик!
Лиза (усталая, падает в кресло, отмахиваясь платком,
и говорит сдобным голосом)
Господи, какие бесстыдники!
Касимов и Вихорин (поют, обращаясь к Шишкенгольму)
Ну, не верьте нашим шишкам!
Но уважьте в нас года!..
Нам ведь по сороку с лишком;
Угрожать нам, как мальчишкам,
Не позволим никогда.
Шишкенгольм (тоже поет)
В разговорах мало толку;
Вас сумею выгнать я! (Идет к ним.)
Касимов и Вихорин (отступая от него, поют)
Обругать вас стоит колко.
Шишкенгольм (настигнув их, сдергивает и выбрасывает в окно: с Касимова ермолку,
а с Вихорина парик, продолжая петь)
С вас — парик!.. а с вас — ермолку!..
Подымайте их.
Касимов и Вихорин (подбегая к окну и посмотрев за окно с любопытством, оканчивают мотив)
Свинья!
Оба, поспешно выходя, сталкиваются в дверях с Куригалопом,
который, переступая через порог задом, делает разные знаки четырем
отставным солдатам, вносящим на сцену купальный шкап.
Курцгалоп (обернувшись на Касимова и Вихорина, пугается)
Тьфу!.. черти плешивые!.. Чуть с ног не сбили!.. (Обращается к солдатам.)
Сюда вот, сюда, ставьте сюда, так.
Шишкенгольм и прочие (с удивлением)
Это что? Кто это?
Шишкенгольм (к Курцгалопу, сердитый)
Что это вы принесли сюда?
Курцгалоп
Не твое дело.
Шишкенгольм
Как не мое дело?! как не мое дело?!
Курцгалоп (не слушая его, поет)*
Я только что купался...
Совсем продрог!
Но славно пробежался:
Не слышу ног!
Шишкенгольм (обращается к Курцгалопу, в прозе)
Да позвольте же узнать, наконец...
Курцгалоп (не слушая его, продолжает петь)
Vivat водолечению!
Живи, народ!..
А всё плоды учения!
Mein Gott, meih Gott!
Шишкенгольм (опять прерывает его, прозою)
Да кто же вы такой?
Курцгалоп (отвечает, продолжая петь)
Еронимус-Амалия
Фон Курцгалоп;
Давно без обливания
Сошел бы в гроб.
Лиза (отцу, жеманясь, сдобным голосом)
Папаша, какой веселый мужчина!
Шишкенгольм (останавливает ее строгим знаком и обращается к Курцгалопу)
Но скажите наконец, зачем вы пришли сюда?
Курцгалоп (не слушая его, обращается к солдатам)
Поставили шкап? Все там приладили? Ну, хорошо; ступайте.
Лиза (матери, сдобным голосом)
Ах, мамаша, какой славный мужчина!
Курцгалоп (обращаясь ко всем)
Доложите полковнику Кавырину, что шкап принесен...
Шишкенгольм (рассерженный)
Милостивый государь! полковник Кавырин живет не здесь, а внизу!
Курцгалоп (пораженный)
Как?! А здесь кто живет?
Шишкенгольм (с достоинством)
Здесь живет профессор-френолог Иоганн фон Шишкенгольм.
Курцгалоп (восторженно)
О боже, какая случайность!.. Негг Шишкенгольм, знаменитый френолог!
Лиза (отцу)
Папаша, какой умный мужчина!
Курцгалоп
Честь имею рекомендоваться: фон Курцгалоп, известный гидропат.
Все (радостно)
О боже, какое счастье!.. Негг Курцгалоп, знаменитый гидропат!
Знакомятся.
Шишкенгольм (с лукавой улыбкой)
Негг Курцгалоп! вы умный и хитрый молодой человек!.. вы умный и хитрый!..
Ведь вы нарочно зашли к нам? понимаю!.. (Сильно встряхивает его руку.)
Благодарю вас... за ошибку! Друг Мина, благодари за ошибку! Лиза, благодари за ошибку!
Мина Христиановна приседает Курцгалопу.
Лиза (своим сдобным голосом, прижимаясь к отцу)
Ах, папаша, какой красивый мужчина! (Приседает глубоко Курцгалопу.)
Курцгалоп (говорит в сторону, почтительно кланяясь Лизе)
Какой у нее сдобный, жирный голос!
Оба страстно и долго смотрят друг другу в глаза.
Курцгалоп
Я несказанно рад... но... право, вовсе нечаянно... Полковник
Кавырин...
Шишкенгольм (перебивает его, хитро подсмеиваясь)
О, полковник Кавырин... все полковник Кавырин!.. О, хитрый... хитрый молодой
человек! (Берет за руку Лизу и приближает ее к Курцгалопу.) Лиза,
успокой его; займи разговором; ты видишь конфуз молодого человека... Негг
Курцгалоп, еще раз рекомендую: дочь моя.
Курцгалоп нежно целует руку Лизы.
Лиза (жеманно, поет своим голосом)
Теперь нашли вы к нам дорогу?
Курцгалоп (кокетничая, тоже поет)
Нашел... быть может, невпопад?
Шишкенгольм (прислушивавшийся к ним, тоже поет)
Пришли вы кстати к френологу;
Он гидропату очень рад.
Лиза (в сторону)
Как мне понравился, ей-богу,
Сей бодрый, крепкий гидропат!
Курцгалоп (Лизе, продолжая петь)
Вы обливаетесь водою?
Лиза (поет жеманно)
Я?.. да!.. я моюсь по утрам.
Курцгалоп (продолжая петь)
Холодной? теплою? какою?
Лиза (тоже)
Холодной, с теплой пополам.
Курцгалоп (в сторону, продолжая петь)
Мила!.. (Помолчав, продолжает нерешительно.)
А что, спросить я смею,
Вы обливаете?
Лиза (поет с простодушною откровенностью)
Скажу:
Я обливаю руки, шею...
Курцгалоп (прерывает ее радостно и решительно, оканчивая мотив)
Руки я вашей попрошу!
Шишкенголым и Мина Христиановна (все время следившие с наслаждением за их разговором, подбегают к Курцгалопу
и ощупывают его затылок.)
О счастье... Мы согласны!.. Благословляем вас! (Благословляют их, оба
одновременно.) Шампанского скорей!
Курцгалоп
А мне воды.
Шишкенгольм
Ну, так и всем воды, только в бокалах. Оно и подешевле.
Иванов бросается в средние двери.
Шишкенгольм и Мина Христиановна (к Курцгалопу)
Подите же сюда, наш сын! Дайте обнять вас...
Курцгалоп подбегает к ним с почтительною нежностью. Они
начинают целовать его, передавая из рук в руки. Лиза смотрит на них с
завистью.
Иванов (входит с подносом в руках, на котором графин с водою и бокалы. Он
обносит всех, начиная с Шишкенгольма, и обращается к Шишкенгольму)
Уж простите, барин, и меня на радости.
Шишкенгольм (к Лизе и Курцгалопу)
Дети! простить его?
Лиза (хладнокровно, своим голосом)
Простите, папаша.
Шишкенгольм (Иванову, важно)
Русский!.. благодари ее!
Иванов целует руку Лизы. Все подымают бокалы с водою и
поют.
Хор
За здравье френологии,
Мудрейшей из наук!..
Хоть ей не верят многие,
Но, знать, их разум туг.
Она руководителем
Должна служить, ей-ей,
При выборе родителям
Мужьев для дочерей!
Ура черепословию;
Ура науке сей;
До капли нашей кровию
Пожертвуем мы ей!
