|
ИСТИННО НАРОДНЫЙ ХУДОЖНИК
Каждый Новый Год Лева оделял друзей подарком гравюрой с изображением «животного
года». Для православного человека забава a la'Восток. Но он так выпевал,
выстраивал образ, что не виртуозная анималистика поражала, а сакральность,
дремучее язычество, выглядывающее сквозь изысканный европейский художественный
наряд. В этих кратковременных поделках «по случаю» как в капле отражалась
и емкость, и многосложность, и тонкость петербургского художника
Льва Авксентьевича Овчинникова, корнями своими связанного с глубинной
Русью. Связанного не формально, но всей сутью, образом мыслей и чувств.
Свободно, широко, «по столичному» ориентируясь в жизни и искусстве,
он сохранил в себе многие народные устои, эпическую прапамять всех эпох,
до язычества. Отраженная в творчестве с искренностью наива, с мастерством
академика, эта напряженная духовная жизнь явила искусство одновременно
сложное и простое, традиционное и оригинальное. И каждый зритель,
по трудам его, доходит до доступного ему уровня.
О художнике судят по картинам на выставках, по репродукциям в альбомах,
по словам специалистов, но существенно дополняет складывающийся образ
общение с ним, или воспоминания об этом общении, а также знакомство со средой обитания
«его таланта», с мастерской, или также о ней воспоминания. Мастерская
Льва Авксентьевича очень помогает понять основы его ясного на первый
взгляд, но сложного и тонкого творчества. За травяным чаем, на кухне,
уставленной предметами народного быта, этот седобородый русский богатырь
(такое он почему-то производил на меня впечатление) своим ласковым, тихим,
чуть заикающимся голосом рассказывал удивительные истории и из истории
искусства (он знавал многих исторических личностей) или из области
своих путешествий по России. Путешествиями это, как я понял, называть
неправильно скорее паломничества по Северной Руси. Бывал он в страшной
глухомани и случаи иногда рассказывал такие, что страшно становилось.
Впечатления у него были самые разные от благостно- молитвенного восторга,
до ужаса перед следами былых бечинств, от юмористических ситуаций,
до возмущения бездумным разорением края.
Наслушавшись, опять оглядываешься. Да, конечно, картины. От пола до потолка волнующим
колоритом ковром, но и предметы народного рукоделия, и рабочий инструмент,
как у основательного мастерового человека что-то от старинного русского
уклада в центре Петербурга. Причем это не экзотика, не лапти среди
хрусталей, а настоящее нутряное, как и его искусство.
Постепенно живые воспоминания затеняются пэтической дымкой, слова, как
обычно их деформируют, повинуясь «грамматике», но может быть что-то в
них задержит внимание на той или иной репродукции замечательного художника
Льва Овчинникова.
21.03.03
Николай Благодатов
|
