Эзоп (Aisopos), древнегреческий баснописец 6 в. до н. э.
Эсоп — легендарный почт, считающийся творцом басни. Его жизнь
литературная традиция приурочивает к VI в. Согласно преданию он был рабом
из Фригии (в Малой Азии), впоследствии был отпущен на волю и жил некоторое
время при дворе лидийского царя Креза. Рассказывают, что в конце концов он
попал в Дельфы, где, обвиненный жреческой аристократией в святотатстве, был
сброшен со скалы. Сохранился большой сборник Эсоповых басен, но он был
составлен в средние века, поэтому трудно определить подлинное наследство
Эсопа. В основе Эсоповых басен лежит народная басня, имевшая долгую
историю. Басня встречается уже у Гесиода (см. «Труды и дни»), у Архилоха,
Симонида. Басни Эсопа ярко отражают экономическое неравенство, рисуют
бедность (например, «Бедняк»), эксплуатацию сильными слабых («Два горшка» и
др.) — картину жизни Малой Азии VI в., опередившей в экономическом развитии
Грецию. Эсоп не проповедует борьбы с богатыми и сильными («Бык и жаба»), но
его басни ценны пропагандой труда (например, «Крестьянин и его сыновья») и
направленностью против эксплуатации. Басни Эсопа — часто живые бытовые
сценки, взятые из самой гущи народной жизни; они — яркий образец ранней
художественной прозы. Впоследствии Эсопово наследство подвергалось
искажениям, переделкам и вызывало подражания, начиная с пересказа стихами
римским баснописцем Федром (I в. н. э.) и греческим баснописцем Бабрием (III
в. н.э.) вплоть до поэтических переделок Лафонтена, Дмитриева, Измайлова и
других. Сюжеты некоторых басен Эсопа творчески использовал наш великий
баснописец Крылов. (Перевод избранных басен Алексеева («Дешевая
библиотека»), изд. Суворина, Спб. 1888.)
 |
Эзоп и Козьма Прутков
Эзоп стал персонажем лирики Козьмы Пруткова, явясь среди других почитаемых им древних в концептуальном стихотворении
ЧЕСТОЛЮБИЕ, где отец русского абсурда призвал впридачу к своим добродетельным талантам еще и обретение Эзопова увечья, по значимости поставленное им в один ряд с ювеналовской злостью и цицероновым красноречьем. Увечья Козьме Пруткову не дали, но тем не менее у вечности он остался на вечные времена, став нетленным классиком русской, затем советской и опять русской литературы. Прутков стал первым за две с половиной тысячи лет после Эзопа реформатором басни, обнажив дряхлую ничтожность конца морализма и отведя Лафонтену и Крылову лишь статус талантливых эзоповых переводчиков.
|
 |
|
